Мгновение Арран видел перед собой только пыль, а в следующее перед глазами мелькнул потолок и возникло взбешенное лицо напарника. Треснувшись головой об пол, аль-Тахир широко распахнул глаза, осознавая как все задвоилось, вместо хохота из горла вырвался вскрик и облачко пыли. Но два Зумрада, невзирая на это принялись с остервенением трясти юношу, да так, что тот всерьез испугался, что голова оторвется от шеи. В довершение картины многострадальная голова угодила на так некстати валяющийся поблизости сундук, и Арран в который раз за небольшой отрезок времени потерял сознание.
Пока аль-Хариджи соображал, в чем дело, ассасин безвольной куклой лежал на полу, являя собой почти душещипательное зрелище. Спесь и высокомерие, такие привычные его образу, отсутствовали. Черные волосы, выбившиеся из хвоста, разметались и обрамили лицо, губы остались приоткрытыми, слово с них только что слетел последний предсмертный стон, окровавленная рубашка и алые отметены на груди... Приямо сцена эпичного сражения. Атмосферу довершали скелеты у стен. И единственный выживший, действия которого никак этой атмосфере не подходили.
Очнулся аль-Тахир ровно тогда, когда его губ коснулись губы. Еще до конца не понимая, где он, что он, и что с ним, Арран шепнул "Тереза...", так звали одну из гурий, которой юноша весьма симпатизировал, и начал было отвечать на поцелуй. Но вовремя вспомнил недавние события. Голубые глазищи уставились на Зумрада почти в ужасе. Отвращения на этот раз Арран не испытывал, но потворствовать подобному времяпрепровождению решительно не собирался. Еще потом не хватало такого рода приключений в крепости. Ассасин был уверен, что на этот счет от напарника не убудет, дай только повод. Нехороший прищур аль-Тахира должен был сказать Зумраду гораздо больше, чем слова, едва не сорвавшиеся с языка молодого человека - что смерть через повешение в случе еще одного потобного инцедента покажется тому самым гуманным свершением.
- Никогда, - размеренно и почти ласково произнес Арран, отстраняясь, - так больше не делай.
Больно сжав двумя пальцами подбородок Зумрада, аль-Тахир выразительно посмотрел на него, высокомерно выгнул бровь и, изобразив на лице неприязнь, клятвенно пообещал:
- Иначе я свяжу тебя терновыми стеблями и оставлю подыхать в пустыне возле ядовитого муравейника. Если тебя не сожрут сразу, ты получишь значительные ожоги и умрешь от обезвоживания. Оба варианта будут длительны и мучительны.
Оставив аль-Хариджи размышлять над свой возможной участью, Арран поднялся с пола. Десятым чувством вспомнил о порезах и с удивлением обнаружил, что они больше не болят так, как прежде. Не без интереса осмотрев явно обработанные раны, юноша опустился возле сундука и обратился к коллеге:
- Твоих рук дело? - ассасин осматривал замочную скважину и прикидывал, как открыть. Тащить с собой эту тяжесть очень не хотелось. - Не обольщайся.
Отверстие для ключа напоминало собой шестигранник, и Арран точно его где-то видел. Рука сама собой потянулась к цепочке на шее. Видимо и Зумрад смекнул о том же самом, поэтому подошел. Дождавшись, когда он окажется максимально близко, аль-Тахир вставил кулон-ключ в скважину и повернул.
- Не дыши, - предупредил ассасин, когда крышка сундука с щелчком приоткрылась.
Ядовитые бактерии могли находиться внутри и при взаимодействии с воздухом вызвать необратимую реакцию для человека. Такая защита была надежнее любых замков. И этого вполне можно было ожидать, особенно после приходов. Очевидно, это был не последний сюрприз страшной секты. Арран, впрочем, хорошо разбирающийся в ядах, сообщить о том, что в сундуке такового не имеется, не спешил и краем глаза вовсю наблюдал за Зумрадом, сохраняя каменное выражение лица.