Из царского дворца

Хабарат Ервэхши располагался неподалеку от рыночной площади, в двух шагах от торгового сердца города. Никто уже не знает, кому пришло в голову пустое подвальное помещение по соседству с винным складом использовать как место для встреч просвещенных суфийцев. Но постепенно слава о звучащих здесь стихах и остроумных дружеских беседах дошла даже до границ царства. В нем собирались лучшие умы персидского царства.
  Вход в хабарат прятался во дворе двухэтажного склада, но каждый местный мальчишка знал, как его найти. Для Джиуджи лучшего места не существовало.
  - Салам, - придворный звездочет вошел под гостеприимный кров и первым делом поздоровался, уже второй раз за день, с молчаливым мужчиной, сидящим у ступеней, которые вели вниз, в подвал. День ли, ночь ли, тот был всегда на своем месте, наблюдая, чтобы  словесные стычки не переходили в настоящие драки. Его бдительность и размеры кулаков давно вошли в городские легенды, а потому он обычно с безучастным видом наблюдал за тем, чтобы в обитель зрелых мужчин не проникали тощие любопытные юнцы или переодетые девушки.
  - Первой, любимой, единственной? - напомнил Джиуджи придворному музыканту его слова о женщинах, пропуская его вперед и выкладывая перед остолбеневшим при виде паранджи монетку, - Пока что будешь просто дорогой, но оно того стоило, - шепнул он, - впервые вижу, как это изваяние удивляется. Кто знает, может, пока мы будем здесь, кто-нибудь сочинит для тебя стих... И ты убедишься, что был не прав: женщин в Персии ценят, их красоты и недоступность превозносят...
  Джиуджи надеялся, что его спутники не почувствовали, как он внутренне подобрался, несмотря на то, что его даже в юности никто не смел выгонять отсюда. Под этими тяжелыми сводами раскрылся его талант стихотворца, здесь же он познакомился со своими приемным отцом.
  Перехватив удивленные взгляды завсегдатаев, Джуиджи провел музыканта к приготовленным для них местам в нише, неподалеку от входа. Он выбрал это место, как так мог со своего места следить за каждым входящим и увидеть Рошэна. Посыльный не появлялся еще, иначе бы ему сообщили. На столике стоял серебряный кувшин и кубки. Обычно Ервэхши выставлял глиняную посуду.

Эмилиан вел себя всю дорогу на удивление тихо и послушно, в действительности же, юноша просто осматривал все что мог с немым восхищением ребенка. Посмотреть на город ему за два года так по-хорошему и не удалось, выбираться одному было было не безопасно, а дворцовые стражники вряд ли бы согласились сопровождать эксцентричного музыканта.
Когда звездочет и певец добрались до Хабарата, Джиуджи пропустил Фэнриса вперед, вручив удивленному охраннику монету, лишние вопросы были ни к чему. Звездочет напомнил недавний разговор, но блондин не спешил отвечать, хоть его голос был приятен и звучал мелодично, сходство с женским наблюдалось слабо. Пройдя к приготовленным местам в нише, византиец удобно расположился отметив цепким взглядом серебряную посуду, заговорил шепотом, продолжая их с ученым разговор.
- Дорогой? Одна монета для меня дорого? А не слишком ли низко ты меня ценишь? Эмиль тихо рассмеялся, из-за паранджи было не видно, как музыкант покусывал губы, стараясь не рассмеяться громче - Ах, стихи, стихи, я и сам не дурно сочиняю...Но послушать чужое творчество было бы весьма любопытно. Скажи мне, как можно превозносить красоты женщины, если ты не видишь ее полностью да и характера ее не ведаешь? Вдруг она дурна собой, не только внешне но внутренне? Это самообман...А чрезмерная недоступность, граничит с глупостью. Кому интересно лезть на слишком крутую гору? Предположим, ты ее покорил, а что дальше? Интерес иссякает, женщина приобретает статус трофея, вещи, повесь на стену, хвастайся, но вскоре забудешь и она покроется пылью, а ты побежишь покорять новую вершину. Гораздо интересней общаться с кем-то более равным, узнавать как личность, а потом решать нужен ли тебе этот человек или нет.
Прошло немного времени, и в полумраке к мужчинам подошел мальчишка, передав, как показалось музыканту, странного содержания послание. Кто был согласен, с чем и почему, Эмиль не представлял. Когда парень стремительно покинул заведение, блондин обратился к звездочету
- Джиуджи, а кто это был, и кто такой этот Ахуджа?И с чем собственно выражается согласие?

Низкие каменные своды погребка Ервэхши, укрытые мягкими покрывалами и подушками низкие деревянные лавочки вдоль стен и несколько суфийцев, кажется, никогда не покидающих это место, - ничего не менялось здесь в течение лет, вот и днем тут было все также. Пока посетителей было немного, можно было расслышать каждое слово. Потом хозяину придется призывать подвыпивших гостей к уважению выступающего.
"Расскажем, как царствовал хитрый Райхан,
Владыка богатством прославленных стран,
Как он воздавал чародеям почет..."
  Дальше Джуиджи слушать резко расхотелось. Народную историю про то, как колдун-звездочет по звездам увидел красоту земной девушки, он прекрасно помнил. Раньше, до отъезда в долгое путешествие вместе с ан-Нури из Суфы, она на него такого впечатления не производила, но теперь мужчина сам стал придворным звездочетом.
  - Пишешь стихи... Да, я помню. То, что ты читал во дворце этой ночью, тоже было твое? - Джиуджи спокойно улыбнулся и пояснил, - Моя монетка была также кругла, как любая другая... Одна монета невеликая плата. Это цена входа, а не твоя,  - он протянул руку к наполненному услужливым слугой кубку. Благоухающее вино с юга Персии было щедро разбавлено водой, потеряло свои насыщенный цвет и обезоруживающий хмель, но на вкус было прекрасно. 
  - Если тебя это утешит, за такую же монету закрывали когда-то глаза на мою юность... - тут же сам закрыл глаза, словно погружаясь в воспоминания, но на самом деле Джиуджи позволил себе поддаться обволакивающей музыке из дальнего угла. Ладони невидимого барабанщика отбивали сложный ритм. Джиуджи не смог устоять, повторив плетение утробных звуков барабана своими длинным пальцами на столе. Виноградина сорвалась с края тарелки и подкатилась к ним, тут же была подхвачена и отправлена в рот. Мужчина искоса глянул на собеседника и неожиданно поддразнил Фэниса:
  - Раз решил спрятаться под покрывалом  - сиди голодным. Почему ты так предвзят к женщинам? Думаешь, ни одна из обитательниц Ночной половины или дочь любого лавочника или ремесленника, не сможет увлечь мужчину до такой степени, что он забудет дорогу в чайхану к друзьям-товарищам? То, что тебе не встретилось такой женщины, еще ни о чем не говорит... Самообман... Наверное, но добровольный, возвышающий чувства над жизнью... Раз ты поэт, то должен это если не понимать, то ощущать...
  Появившийся в зале Рошэн прервал его. Уже второй раз за вечер страж хабарата совершал немыслимое: вначале он пропустил женщину, а теперь вот мальчишку. Хотя, шустрый парень вовсе не собирался тут задерживаться. Скоро, кратко и деловито, он передал сообщение.
  - Спасибо, Рошэн-эфенди, держи за труды, - обещанная монетка перешла к парнишке, а Джиуджи аль-Суфи уже откровенно не сдержал улыбку, думая о своем. Когда он приходил сюда, печали покидали его сердце. Врачевание торговки Машхади излечило его только от тяжкой любви, но не от воспоминаний. Впрочем, молодой мужчина и не хотел их лишаться, каждое из них он хранил, как величайшую ценность, вот и хабарат был для него словно сундучок с секретом. Пожалуй, лишь один его хозяин догадывался, почему уважаемый звездочет не зазнался и регулярно заглядывает в этот подвальчик.
  - Недоступность... - он продолжил, гладя пальцами ножку кубка. - Традиция. Возможно, она и кажется тебе, чужестранцу, пережитком древности, но уважай традиции страны, повелитель которой к тебе благоволит.
  Согласно традиции же придворный поднял взгляд к небу, то есть к потолку, чтобы вознести хвалы владыке Персии, но увидел удивленное лицо молодого принца. Он, в отличие от своих спутников, ничем бы не привлек к себе внимания. Вот и уличный мальчишка прошмыгнул мимо него без всякого почтения. Выглядел Парвиз как один из молодых в меру состоятельных горожан. Но взгляд принца был настолько красноречив, что Джуиджи мысленно распрощался с дальнейшей придворной карьерой и приготовился перехватить руку принца, если бы тот решил сдернуть покрывало с царского музыканта.
  - Поверьте мне, - он оборвал себя вовремя, назвав принца Парвиза одним из его многочисленных имен, - уважаемый Фируз-ага, - эти стены видели и слышали немало. Один переодетый юноша их не смутит. Ни один завсегдатай никогда не приведет сюда женщину... Это правило и я не нарушу. Вы должно быть удивились, что я позвал вас в подобное место, которое содержит лавочник. Сейчас еще слишком рано, когда же дневное светило скроется в песках, здесь соберутся ценители утонченных вин и изысканных бесед... Я не слишком расчувствовался? - он поднял кубок и, отсалютовав принцу и "спутнице", пригубил вино вновь. - Дело в том, что наш юный спутник, ва...уважаемый Фируз-ага, считает, что нельзя воспевать красоту женщины, не видя ее. Конечно, почтенные византийки, не прячут своих лиц, но и тела их доступны взгляду лишь мужей. Очевидно, ты путаешь любовь с браком... Суфа в это деле помогает развеять какие-либо сомнения, - Джиуджи склонился перед принцем, наполняя его кубок из серебряного кувшина, - Отведайте вино из хранилищ Ервэхши? - и, повернувшись к придворному музыканту, пояснил, - Ахуджа-ага — это первейший в Суфе ценитель женских красоты и ума. Говорят, что лучшие наложницы в гаремы поступают именно от него.

Происходящее все более занимало мысли принца, слушая звездочета, он потянулся к кубку и отхлебнул вина.
С трудом проглотив разбавленное питье, Парвиз прикрыл губы пальцами. Аккуратно отставив емкость на место, мужчина посмотрел на придворного, распивающего сей напиток с видимым удовольствием.
– Что делают родные стены...
Не желая обидеть своего провожатого, Парвиз заставил себя улыбнуться.
- Благодарю.
Воодушевление Джиуджи не могло скрыться от глаз, мужчина обеспокоено посмотрел по сторонам. 
- Лучше бы нам покинуть это место до того, как здесь соберутся ценители, - с надеждой взглянув на звездочета, произнес он, - хотя я и желал бы услышать их споры.
Но время пока не подгоняло, и, наверное, самым естественным сейчас было немного отдохнуть перед предстоящим. Отведав разбавленного вина снова, Парвиз чуть более расслабленно прислушался к речам о ценителе прекрасного, которого им предстояло посетить. Юноша же, сидевший напротив, озадачился своим ужином, что тоже было весьма своевременно, и принц изъявил желание отведать местной кухни наравне со всеми. Осуществил он это достаточно скоро. Перед созерцанием красоты всегда стоит набраться сил.
- Тебя бы приняли за иностранца, коим ты и являешься, -  Парвиз вглядывался в тонкую сетку, пытаясь разобрать выражение лица музыканта. - И которых не так уж мало в нашем великом царстве. Но… Ты прав, светлую кожу стоит беречь.
Он скрыл улыбку и поднял кубок.
- Добрался я как простой горожанин. Всего лишь.
Мужчина немного лукавил, его породистый жеребец был узнаваем в некоторых местах города, как и сам хозяин. Впрочем, об этом принц не задумывался. Вряд ли и из обслуги хабарата кто-то был столь прозорлив, чтобы узнать коня, оставленного им на попечение у входа.
Музыкант, кажется, немного растерялся в присутствии высокопоставленных персон.
- Тебе не обязательно ломать свой язык труднопроизносимыми словами. Можешь просто представить себя наложницей, - приободрил Парвиз, посмеиваясь и упираясь лукавым взглядом в сетку, паранджа колоритно выделялась среди незатейливых мужских камзолов вокруг. – Как ты относишься к нашему выезду? Возможно, у столь разностороннего человека, коим является, по словам, господин Ахуджа и для тебя найдется что-то стоящее.

- Первой и единственной? – Парвиз чуть склонил голову в раздумьях, запросы у молодого человека казались немалыми, наверное, он должен был соизмерять их со своими талантами, принц улыбнулся. – Для этого тебе следовало хотя бы родиться женщиной. Но обращаться ко мне, если так желаешь, можешь, как к мужу, - ударил указательным пальцем по неглубокой ямке на подбородке, - мой господин. Думаю, этого довольно.
Мужчина скрыл выражение лица, поднеся кубок к губам, но в глазах читалось легкое веселье. Звездочет сохранял молчание. Блондин в парандже, судя по всему, пока обдумывал затребованный им только что статус. Вскоре, впрочем, он заговорил снова. Мягкий голос, медом разливающийся по хабарату, мог действительно сойти за женский в этой обители грубых мужчин. Однако несколько слов, прозвучавших из уст музыканта, все же резанули слух… Устроителя сегодняшнего досуга Парвизу представляли человеком острого ума и тонкого вкуса, что не в полной мере сочеталось с таким банальным определением, как «работорговец», в действительности же последнее сложно было отрицать, и мужчина не стал задаваться этим вопросом. О юношах, привезенных Сахиром из дальних стран, ходило не меньше рассказов, чем о девах, которых этот необычный человек «коллекционировал» и представлял порой лишь самой изысканной публике.
- Если цветы привлекут тебя больше, чем всё остальное, я попрошу доставить их хоть из царских садов, – произнес Парвиз. - Слышал, что у творческих людей свои особенности. Но уверен, господин Ахуджа позаботится о том, чтобы все мы не заскучали.
Он проследил глазами за яствами, что принесли музыканту. Размышляя не столько о том, что привлечет лишнее внимание, если возьмется за предложенное дело, сколько о том, как справится со своей участью молодой человек, Парвиз, с интересом взирая на сотрапезника, облокотился о спинку стула.
- Для жены ты слишком требователен.

<<< Улицы

Всю дорогу до хабарата Арран разглядывал встречных людей, виртуозно изображая праздное любопытство. Не хотелось пропустить цель, понадеявшись, что та все еще внутри. Мало ли. Разок хотелось задрать голову и увидеть чей-нибудь мелькнувший силуэт на крыше, но вряд ли кто из ассасинов уже шел следом именно этой дорогой. Аль-Тахир помрачнел. Хочешь что-то делать – делай сам. И кто-то в крепости еще до сих пор удивлялся, что он предпочитает работать в одиночку? Удивительные люди. Хмыкнув своим мыслям, молодой человек спешился перед искомым заведением. Бесс был передан на хранение в руки обслуги, Арран проследил взглядом, куда того повели и пристроили рядом с другим конем. Интересно, чей? Невольно сравнив породы, мужчина остался горд своим скакуном и шагнул под крышу хабарата. Там возле спуска в подвальное помещение подвергся пристальному вниманию стража местного порядка. В долгу не остался, улыбнулся во все тридцать, зная, что не остановят, и был таков.

На мгновение замерев на пороге, аль-Тахир окинул залу беглым взглядом. Из всего негусто собравшегося народа приметил только одинокого человека в летах, выпивающего за одним из столов, и подсел к нему. Тот не сразу обратил внимание, топя в кружке если не горе, то какое-то иное вселенское несчастье, и лишь под сверлящим взглядом ассасина поднял глаза. Не успел проронить и слова, как молодой человек беспардонно склонился к нему, нарушая уединение, и положил на стол руку. Под ловкими пальцами блеснули монеты.

- Говори, - тихо потребовал Арран, всем своим видом являя радость словно от встречи старых друзей. И на вопросительный взгляд, смилостивившись, добавил: - Все, что угодно.

Оторвав зачарованный взгляд от руки, сулящей ему награду и море выпивки на ближайшую неделю, незнакомец посмотрел на аль-Тахира и заулыбался, развел руки в стороны, словно собирался обнять, и затараторил последние новости, случившиеся в этих четырех стенах. Слушая в пол уха, ассасин краем глаз наблюдал за группой людей неподалеку, которых заприметил еще на входе.

- Что вы говорите… - с улыбкой вздохнул он, поддакивая рассказчику напротив, рассмотрев, наконец, спутника царского звездочета. – Вот так сюрприз.

Монеты перекочевали под чужое покровительство, Арран поднялся, поблагодарил незнакомца за новости и не спеша покинул подвал.
Привести принца в такое место, где собирается городское дно и прочая непрезентабельная публика – по меньшей мере странно. Хотя от астролога, наверно, можно ожидать много странностей. Вспомнить хотя бы астролога из крепости… В прошлый раз он, кажется, вещал, что аль-Тахир пропадет без вести.
Подтянув кожаный ремень, молодой человек укрепил стремя. Хлопнул Бесса по крупу и скользнул задумчивым взглядом поверх седла. Надел перчатку, зарядил арбалет, прихватил болты и пересек двор в обратном направлении, дождавшись момента, чтобы никто не входил и не выходил из хабарата и близлежащих строений.
Повинный только в том, что встал на пути, единственный стражник упал со стрелой в горле, живописно окрасив светлые стены кровью. Быстро спускаясь вниз, Арран на ходу перезаряжал арбалет. Первый вышедший навстречу отшатнулся назад, едва не сбив собой того, кто шел за ним следом. Собравшиеся притихли, только гулкие шаги ассасина сопроводили его прямехонько до стола принца, которого убийца взял под прицел. Лезть под горячую руку никто не спешил. А аль-Тахир надеялся, что спину и отход прикроют сообщники.

- Я выстрелю прежде, чем кто-либо из вас дернется, - произнес Арран, обводя взглядом зал. – Будьте благоразумны. Ты, - он кивнул принцу, - пойдешь со мной.

И упаси боги кого-нибудь даже посмотреть косо – желание всадить болт промеж глаз каждому будет невыносимо.

Внутри царило затишье. Словно кот пришёл к венику с мышами, где те затаились в надежде на жизнь. Зря затаились. У кота был слишком хороший нюх. Зумрад сразу заметил кровь на стене и мёртвого стражника под ногами, в горле которого в назидание остальным торчала арбалетная стрела. Ассасин перепрыгнул в спешке эту помеху, стремительно закончил спуск по лестнице и, сбрасывая плащ куда-то в сторону, вытянул из-за спины саблю. Как раз вовремя, Арран в это же мгновение нацелил арбалет, а через ещё одно раздался пронзительный неопределённого рода визг. Казалось, что сейчас просто заложит уши. Аль-Хариджи ускорился, и не зря. Он взмахнул саблей прямо перед носом Аррана, выбивая кубок из рук какой-то испуганной девицы, и застыл, машинально направив лезвие на представлявшего большую угрозу человека - незнакомого мужчину рядом с истеричной особой. Вино разлетелось в стороны, на аль-Тахира может и попала капля, но на это Зумрад уже не обращал внимания. Он только мельком оценил состояние своего коллеги. Судя по всему, Аррану полагалось сейчас пребывать в холодном бешенстве.

- Не дёргаться, - бросил аль-Хариджи скрытой от его глаз девице. Она сглупила. И если хотела этим чего-то добиться, то только приблизила возможность своей кончины.

Внимательно следя за тылом и удерживая свою потенциальную жертву на месте, Зумрад краем глаза отметил, в кого был нацелен арбалет Аррана. Значит, это и есть принц? Для пребывания столь высокопоставленной личности было выбрано странное место. Но это уж точно не беспокоило аль-Хариджи.

Отредактировано Зумрад аль-Хариджи (2011-06-17 20:41:56)

Поставленный в тупик вопросом звездочета, Парвиз сосредоточенно размышлял, как похвалить вино таким образом, чтобы его вкус и свойства, оказавшись на высоте, не отправили слуг за добавкой, но в этот момент случилось нечто необычное.
- Я не собираюсь беспокоить округу, Джиуджи, – произносил Парвиз, когда подошедший мужчина вдруг бесцеремонно взял его на мушку, - лучше бы до дворца не дошел и этот слух… - губами добавил принц.
Парвиз мало беспокоился о своей репутации, но с годами он все чаще стал замечать, как ратует отец за честь семьи и величие государства, сколько огорчений приносят ему вести о любых проступках сыновей. Возможно из-за этого, приближаясь каждый раз к Суфе, принц и сам словно становился степеннее, невольно поддаваясь всем тем условностям, которые рьяно отрицал в юные годы.
Так или иначе, но незнакомец с арбалетом явно нарушал его сегодняшние планы.
- Ты, - кивнул подошедший принцу, - пойдешь со мной.
Вероятность того, что Парвиза с кем-либо спутали была не так уж мала, место вполне располагало к проведению шумных вечерних баталий, вряд ли выяснение отношений являлось редкостью в этих стенах, поэтому покидать разложенные по скамье подушки мужчина не поспешил. Впрочем, наведенный на него арбалет все же был вполне веским аргументом, чтобы не «дергаться», как предложил любезный господин. Кто знает, возможно, это какой-то ревнивец из дальних краев преследует его, защищая честь своей сестры или подруги.
- Я бы предпочел остаться, - улыбнулся Парвиз. – Вино вкусное.
Но не успел он закончить фразу, как раздавшийся сбоку вопль заглушил даже взволнованный гомон спешащих убраться из заведения людей. Кажется, звук шел из-под паранджи, Парвиз изумленно оглянулся, оценивая его глубину, голос действительно принадлежал Фэнису. Еще мгновение, и музыкант, прежде чем кто-либо сообразил, что происходит, угостил незнакомца вином. Последнее, впрочем, вряд ли могло поспособствовать ведению дальнейших диалогов.
Вокруг все замелькало, действия разворачивались стремительно. Уж лучше бы принц продолжил разговор о традициях, с каким удовольствием но вспомнил о них в этот момент, но думать было некогда, Парвиз перевел взгляд назад на незнакомца. Только сейчас он понял, что черты мужчины, которые привели к мыслям о преследователях из дальних земель, не зря показались знакомыми. Именно ему принц отдал во дворце свой пояс, снятый во время торжества.
- Неужто он обиделся на шутку?
Пожалуй, еще никто не проявлял такую черную неблагодарность, получая что-либо из рук царственных особ, и Парвиз сделал вывод, что дело все же в другом. Ситуация требовала разрешения, тем более что присоединившийся к компании  новый человек, в отличие от первого, скорее походил на ассасина, чем на оскорбленную добродетель.
Рука, скрытая краем столешницы, нащупала меч, в это время заговорил Джиуджи. Парвиз обернулся. Заинтересовавшись на миг поединками, он вскоре смекнул, что звездочет пытается заговорить налетчикам зубы. Сработало. Блюда, кубки и прочая утварь полетели в стороны, создавая шум и заставляя всех стоящих рядом отпрянуть во избежание близкой встречи. Удержать кого-либо на прицеле сейчас было невозможно, это, казалось, тот шанс, которым стоит воспользоваться. Отталкивая стол по ходу движения, принц выхватил меч и, обогнув его в общей суматохе, приставил острие к горлу недавнего гостя с арбалетом.
- Кто ты? – коротко произнес принц в самое ухо мужчины.
Краем глаз он попытался найти Джиуджи, надеясь, что и тот успел воспользоваться оружием.

Оглушительный визг не отвлек внимания. Но вот вино стало своего рода пощечиной. Не сводя глаз с принца, Арран мотнул головой, прищуриваясь и подставляя скулу - багряные капли попали в уголок глаз, защипали и кровавой слезой стекли на подбородок. Любимой белой рубашке тоже досталось. Это отложилось в мыслях на скорое будущее. И для кое-кого ой какое нерадостное.

Попыткой звездочета выгородить из передряги своего принца аль-Тахир почти что заслушался. Слушал и улыбался, с каждой секундой все кровожаднее. Палец дрогнул на спусковом крючке, но лишь слегка - стрелять ассасин не собирался. Только припугнуть спутников царственного отпрыска. Ну, или отстрелить им что-нибудь. Появление Зумрада ничуть не убавило пыл придворного астролога, тот, напротив, словно боясь упустить момент, ловко воспользовался столом. Будучи низким и легким, стол не мог послужить хорошим препятствием, но дело свое сделал - Арран отскочил назад, натыкаясь на чью-то спину, арбалет в его руке изменил направление. Раздался щелчок, и, прежде чем горла коснулась сталь мгновенно сориентировавшегося в ситуации принца, болт просвистел в воздухе. Даже при условии полного не видения, пущенный рукой мастера, он нашел бы цель в тридцати шагах, так что говорить о цели, замершей всего в нескольких метрах? Результата рассмотреть не довелось - вопрос в самое ухо вернул внимание к озвучившему его. Однако убийца надеялся, что звездочет теперь не скоро сможет воспользоваться рукой, что хватается за меч. Или за столы.

- Я - двоюродный дядя сына брата отца его матери, - со смешком передразнил аль-Тахир астролога, глядя в глаза того, за кем пришел сюда. Повторить полностью то имя, что пришло ему в голову в царском дворце, Арран вряд ли бы смог, хоть и мелькнула мысль.

Стоял смирно, не шевелясь, только бровью повел, когда к веселой компании примкнул аль-Фарез - услышал, как что-то завозилось сбоку, а затем раздался знакомый голос. Бенэм как всегда был исключительно исполнителен.
Взгляд скользнул по остро наточенному лезвию к руке, сжимающей рукоять меча. Внушительные перстни запросто могли послужить дополнительным оружием. Ассасин вспомнил, как по молодости прочувствовал всю прелесть подобного использования не по назначению дорогих цацок: царапины на физиономии заживали очень долго.

Не делая резких и лишних движений, аль-Тахир отпустил арбалет. Тот с гулким стуком ударился об пол и остался лежать разряженным. Первым делом нужно было освободить руки. А заодно внушить присутствующим, что убийца готов к сотрудничеству. Хватило одного мгновения, одной маленькой заминки, пока принц искал взглядом своих провожатых - Арран перехватил руку с мечом, отклоняясь сам, увел ее вниз и в сторону, выворачивая, и ударил кулаком по локтю - самому скоплению нервов, заставляя разжать пальцы и выпустить оружие. Следующий удар был направлен в челюсть, после чего в руке ассасина как по волшебству материализовался кривой клинок.