Абу Абдулла Рудаки

В благоухающих цветах настал весны желанный срок,
Мир сотни радостей познал, блаженства ощутил исток.

Вернулась юность к старикам, свет древний вдруг помолодел,
Усталость давнюю стряхнул и груз тревоги превозмог.

Но величавый небосвод сзывает тучи для войны,
Погнал суровые полки их предводитель, ветерок.

В сраженьях я бывал не раз, но не видал еще войны,
Где гром грохочет в барабан, сверкает молнии клинок.

Гляди-ка, туча слезы льет, как неутешная вдова,
Стенает, как влюбленный, гром, который в муках изнемог.

Порой, раздвинув облака, мгновенно солнце проблеснет,
Но туча, как тюремный страж, луч не пускает за порог.

Мир, словно страждущий больной, был в безысходность погружен,
Ему жасмина аромат недуги излечить помог.

А дождь все лился вновь и вновь, он запах амбры источал,
Деревья свежею листвой он с головы одел до ног.

Там, где недавно снег лежал, пылая, маки расцвели
И в русле высохшем запел и заструился ручеек.

А гром еще трубит в трубу над обновленною землей,
И молния из облаков горящий вырывает клок.

Тюльпаны радости полны, они алеют вдалеке,
Как будто свадебною хной окрашен каждый лепесток.

Уже защелкал, засвистал на ветке ивы соловей,
И вторит дивному певцу скворца певучий голосок.

Так удивительно поет он в гуще розовых кустов,
Что начал нежно ворковать на кипарисе голубок.

Живите в радости теперь, испейте пьяного вина.
Влюбленный, ты увидеть вновь свою возлюбленную смог.

Под этот дружный птичий хор вино нам, кравчий, наливай,
Пусть самым первым господин из чаши сделает глоток.

Весна нам сердце веселит, но видеть радостней вдвойне
Того, кто доблестен во всем и благороден и высок,

Чей взлет паденье для других, в его паденье — скрытый взлет,
Все это мудрости плоды и размышления итог.

Весь благородный род людской блаженство разделяет с ним.
Пусть стихотворцы и певцы заполнят выспренний чертог.

Рабиа Каздари

Газель

Лепестками роз и лилий землю устилает ветер,
С ним да будет милость божья, пусть не утихает ветер!

Он разбил на сотню бликов отраженье солнца в море,
Сто следов Мани заметил и о них вещает ветер!

Разве туча — очи пери, что наполнены слезами?
Как Иса, великодушен, чудеса свершает ветер:

Туча льет не дождь, а жемчуг — на лугу сверкают перлы,
Листья жухлые дыханьем свежим оживляет ветер!

Где же туча, что казалась в черных сумерках свирепой?
Розовым вином рассвета чашу наполняет ветер!

Кто алеть заставил розу ранним утром, на рассвете?
Необузданный и дерзкий, он ее смущает, ветер!

Посмотри, и ты увидишь: легкокрылою невестой
Льнет к заждавшемуся саду, меж дерев играет ветер...

Как его повадки странны: сон предутренний, глубокий
Без стесненья прерывая, розы мне бросает ветер.

Мантики Рази

Газели

* * *

Ни слова не проронишь ты, и я спознаюсь с немотой,
Ни волоска не потеряв, мы распрощаемся с мечтой.

О, как красив бывает лук! И как бывает некрасив:
Как не похож на бровь твою моей спины изгиб крутой!

Эбена, ночи, и смолы, и даже мускуса черней
Судьбы моей угрюмый лик, черней, чем черный локон твой!

У слез моих и губ твоих один и тот же - алый - цвет:
Никто из Йемена вовек не привозил рубин такой!

* * *

Я выкрал волосок один из дивных локонов твоих,
Когда свободно по плечам ты, пери, распустила их,

Как осторожно я тянул - как будто волос был живой!
Я был подобен муравью, что тащит зернышко домой.

Я с драгоценным волоском пришел к отцу. Отец спросил:
"Чей локон черный так хорош, что сына сердце покорил?"

"Он - той, чей взгляд ясней меча, звезда бледнеет перед ним...
В ее покои заглянув, светило стало золотым..."

Алишер Навои

Мухаммас

Позабыт моим кипарисом, я грущу все сильней в разлуке,
Очи плачут по нежной розе, - о, как жалок я с ней в разлуке!
Я без гурии райских кущей не пою много дней в разлуке:
Да какой же напев веселый запоет соловей в разлуке?
Попугай - и тот онемеет с нежным вкусом сластей в разлуке!

Жжет огонь любви мое тело - до костей, яр и зол сжигает,
Воротник лишь займется - пламя, глядь, уже и подол сжигает!
Обезумевший стон мой землю и небесный престол сжигает, -
Если я не с ней, солнцеликой, весь подоблачный дол сжигает
Буря пылких моих стенаний, жгущих жарче огней в разлуке!

Ах, из сердца пролил я крови через взор еле зрячий много,
Плакал я, тоскуя по розе, росной влагой горячей много,
Порассыпал я слез-тюльпанов, истомлен неудачей, много. -
Не кори, если я, забытый, не вознес громких плачей много:
Разве крик изойдет из тела, если жить все трудней в разлуке?

Нестерпимой болью я мучу, позабыт любимою, душу,
Не живящей чашей свиданья - горьким хмелем вымою душу!
Не спасти мне вовек от смерти ядом мук губимую душу,
Горек жребий измен, о время, - лучше ты возьми мою душу,
Разлучи и с душой и с жизнью: я с любимой моей в разлуке!

Не язви же меня, разлука, остриями беды горючей,
Сотни мук претерпи, о сердце, лишь не гнет соперников жгучий,
Не расстанься, душа, с любимой, хоть сто бед понависнут тучей,
Сотни тысяч жизней отдам я, лишь одним ты меня не мучай:
Нас губить, отняв друг у друга, о измена, не смей в разлуке!

От красы ее, жаром жгущей, вся душа дотла обгорела,
А чела ее жаркий светоч опаляет до пепла тело,
И о ней такое сравненье потому написал я смело,
Что, познав блаженство свиданья, мотылек сгорел до предела,
А к утру он погибнет снова, со свечою своей в разлуке.

О, как жалок бедный влюбленный, если нежная с ним не рядом,
В горе он соловью подобен, разлученному с вешним садом.
Жаль певца: и жив, да без розы, одинокий, он чужд усладам.
Как бездомный пес, без любимой Навои станет горьким ладом:
Боже, что за раб без султана! - Ты меня пожалей в разлуке!

Хуана Инес де ла Крус

Его люблю я, но не любит он,
безмерна скорбь моя, мне жизнь постыла;
а тот, кого презреньем я дарила,
увы, в меня без памяти влюблен.

Сносить любимого надменный тон,
быть может, сил бы у меня хватило,
но день и ночь в моих ушах уныло
звучит немилого докучный стон.

Его влюбленность я ценю так мало:
ведь я другого о любви молю,
но для него любимой я не стала...

Двух безответных чувств я муки длю:
я от любви немилого устала,
от нелюбви любимого скорблю.

***

Виденье горького блаженства, стой!
Стой, призрак ускользающего рая,
из-за кого, от счастья умирая,
я в горести путь продолжаю свой.

Как сталь магнитом, нежностью скупой
ты сердце притянул мое, играя...
Зачем, любовь забавой полагая,
меня влюбленной сделал ты рабой!

Но ты, кто стал любви моей тираном,
не торжествуй! И пусть смеешься ты,
что тщетно я ловлю тугим арканом

твои неуловимые черты, -
из рук моих ты вырвался обманом,
но ты навек - в тюрьме моей мечты!

Моё

Бессердечной ты меня назвал,
бросил это слово мне с упрёком...
Как ты прав, ты даже и не знал -
сердце моё вырвано жестоко.
Вырывала из последних сил
дар тому, кто был мне чист и светел...
Только он его не оценил.
Уронил и даже не заметил...
Оглянись! Оно ещё лежит,
на камнях распятое тобою...
Моё сердце больше не болит.
Быть не может в мире большей боли.

Низами Гянджеви

Газели

Спать не стоит! Станем лучше веселиться до утра!
Этот сон в другие ночи мной продлится до утра.

То к тебе прижму я веки, то тебя душою пью,
Чтоб тебе вот в этом сердце поселиться до утра.

Ты, дитя, миндальноока, сахар — твой красивый рот,
Пьяным любо снедью этой усладиться до утра.

До утра вчера в разлуке руки горестно ломал.
Ночь — и я в венце, и розам не развиться до утра.

Жизнь свою тебе я отдал. Вот — рука, и весь я твой.
Дважды шесть! И в нардах счастье нам сулится до утра!

Ты склони свой зульф смиренно и до полночи целуй.
Растрепи, как зульф, смиренье, — винам литься до утра.

К Низами стихам склоняйся! Что кольцу в твоем ушке
До кольца дверного! Кто-то пусть стучится до утра!

***
Труден путь, и черен мир вокруг, не гони коня среди тумана,
Бытие вези в страну души, хоть на миг спасая от изъяна.

Этих черных воронов гони ты из сада сердца своего,
Гамаюна счастья призови, — жди его, тоскуя неустанно.

Роза, ты родною стала мне, скинь же покрывало, не стыдись.
Мудрости шербет себе налей, смело к цели двигайся желанной.

Там, где слуги духа пир вершат, не сиди с нахмуренным лицом,
Виночерпию подобен будь, в кубок лей вино струей багряной.

Ты мечтать о рае перестань и об аде думать, друг, не смей;
На голову ада наступи, зачеркни Эдем обетованный.

Если только ты своей рукой прикоснулся к миру духа, друг, —
То престол небесный сотряси и сорви его канаты, пьяный.

Без шагов на этот путь вступи, слово то скажи без языка,
Виждь, не глядя, начерти в душе лик грядущих дней
благоуханный.

Низами, такая тайна здесь, что ее не сможешь ты открыть,
Знаков этих, нет, не разъясняй, бойся этой тайны несказанной.

***
Не горюй, ибо друг есть, на помощь который приходит.
К другу друг как поддержка в беде и опора приходит.

Хочешь вечного счастья — ночами не спи, бди и бодрствуй,
Спящий — слеп, счастье к зрячим не скоро иль скоро приходит.

Ты — Хума поднебесья, презри воробьиные крохи,
Ты здоров — вот и ладно, леченье же к хворым приходит.

Здесь — война венценосных, глаза заслони, воют стрелы.
Праздник там, где отрада к заплаканным взорам приходит.

Муха съела весь мед, что ж свеча мотылька загубила?
Крал карманник, а стража к айару не в пору приходит.

Во дворец не пускают, не сетуй: владыку увидишь.
В час охоты черед и псарю с его сворой приходит.

Укрепись, Низами, и презри это бренное царство,
В царстве вечном к несчастному счастье без спора приходит.

***
Прекрасна ты! Клянусь Аллахом, как раз такая мне нужна.
Жемчужина в объятьях мрака, в ночи сверкая — мне нужна.

Твой рот горит, грозя пожаром, а родинка — сандал и сахар!
Жаровня, пышущая жаром, в преддверье рая мне нужна.

Я — соль, ты — сахар тростниковый, присоленный же сахар — слаще.
Сласть, соль вбирая, мне нужна.

Из круглой чаши оба мира я выпью, милый виночерпий,
Мне честь иная — не нужна.

Волос твоих душистый ветер мир поит мускусом и амброй,
Ты, это зная, мне нужна.

Твой локон стал мне господином, меня он молча одобряет:
«Что ж, прыть такая мне нужна!»