-Меня попросила сбегать женщина одна, очень важное. Может, лавочник забыл чего, мож ей для себя только надо – она еще не в полной мере овладела тем диалектом, который предполагался обыкновенным для девушки ее нынешнего положения, но являлся совершенно неясным; нет, говорила она по-простому, и вставляла много словечек, что лишь на улицах были привычны, да и коверкает язык только так. Ее фарси - язык рабов и нищих горожан, не более того.
То неожиданное «повышение по службе», которое она получила в тот счастливый миг, когда ее на рынке увидел молодой принц, -  оно немало прельстило девушке. Тоненькая девочка, совсем не такая фигуристая, как любят богатые мужчины, и не такая красивая лицом, как женщины, что привели из далеких стран, из тех мест, где жила мать Ноуши, она не могла понять, что же такого увидел в ней столь искушенный женщинами мужчина, сама не осознавая, сколь редким товаром является: неискушенная, чистая, экзотичная по внешности и совершенно «своя», здешняя, по воспитанию и сознанию. Удивительное сочетание – оно и сделало ее столь ценной, столь уникальной. Жаль, что юный принц совершенно не способен этого оценить…
-В другой? – она растерянно крутится на месте, а потом внезапно оборачивается к нему, и, не слушая приглашения, вопрошает: - а покажите, где?
То, что погода портилась – скоро песчаная буря начнется, как пить дать, и попасть под нее девушке не хотелось совершеннейшим образом – было видно невооруженным глазом. И что же ей делать прикажете, аааааа?
Она все наблюдает за ним, краем глаза – как он кругом обходит. Красивый какой! Как эти рабы, которых из-за моря пригнали, только загорелый. И одет странно так! А еще говорит… она краснеет в мгновение ока.
-Я буду благодарна вам – проснулась от смущения наука рабынь – если вы поможете мне добраться до рынка.

-Тык я уже иду – очаровательная, исключительно уличная речь, совершенная неправильная и грубоватая для любого, кто привык слышать другую, ровную и правильную речь, однако ж ей по другому научиться говорить?
Улицы Суфы – место пусть и очаровательнейшее, но все же не самое безопасное, особенно для юной (и рыжеволосой, а, значит, инородной) девушки в красивом наряде. Одно дело, рабыней быть, незаметненькой, тихохонькой, а другое такой вот, что прям в глаза бросается! Неа, не пойдет она одна, как пить дать, ей совсем ей хочется каким-нибудь там воришкам попасться – денег правда лишь несколько монеток, с тем торговцем расплатиться, да и украшений никаких нет, да только вот знает Ноуша уже: мужчинам ведь не только это нужно, неа!
Очаровательная логика: попасться кому-то недоброму боится, но идет как хвостик за иноземцем, разглядывая его даже не стесняясь. Красивый-то какой! Она рабов много иноземных видела, когда ее саму продавали-покупали, но этот другой. Зубы у него вон все на месте, все белые. И кожа тоже хорошая, не облезла еще от постоянного пребывания на солнце. Интересно, он издалека приехал? Может, из той же деревни, откуда родом ее мама, или еще из каких-то великолепных, прекрасных мест, что существуют только в прелестных сказках?
-Ноуша я, местная. – она шмыгает носом уже в который раз, что, несомненно, огрубляет мягкий голосок и весьма приятное личико. – Здеся родилась, в Суфе. – она подумала, что Аридея, это вроде как город такой, вот и отвечает. Надо ж, как интересно! Где это, интересно? – Неа, не могу. Мне во дворец нужно, я там живу, только скучно тама.