Едва лишь старая деревянная дверь с лёгким скрипом отворилась, Люция и Симону обдало сбивающим с ног букетом новых, незнакомых ранее запахов. Ни в Риме, ни в Равенне, ни где-либо ещё Люцию не доводилось ощущать этот лёгкий запах незнакомых трав. И хотя ему ещё не довелось испробовать этого загадочного варева, Каэлий уже мог с уверенностью сказать, что в скором времени станет большим любителем этого напитка.
Когда же обоняние лже-гота немного оправилось от первоначального шока, в дело наконец вступило зрение. Осмотрев стены заведения, Люций в очередной раз напомнил себе, как далеко от дома он забрёл. Если стены постоялого двора ещё мало отличались от стен аналогичных заведений остготского королевства, то здесь было совершенно иное дело. В глазах слегка зарябило от яркости красок и вычурности узоров, украшающей столы и скамьи. В подобном месте любой бедняк почувствовал бы себя знатным человеком. Впрочем, бедняков тут не наблюдалось - очевидно, местные цены были далеко не самыми низкими, и в кои-то веки Люция это абсолютно не тревожило. Ещё раз окинув стены чайной и приняв твёрдое решение больше не удивляться никаким диковинам этого странного края, Люций кивком указал Симоне на ближайшее свободное место, сопроводив жест устным приглашением:
- Похоже, здесь не так плохо, как могло быть. Что же, моя леди, давайте присядем, и, поскольку только вы здесь имеете шанс понять что-либо в местной кухне, то я целиком и полностью положусь на ваш вкус. К тому же, как проведшая здесь больше времени, вы, возможно, смогли уже немного ознакомиться с местными яствами и сможете мне что-нибудь порекомендовать?

"Герр Байер" решил, не углубляясь в эксперименты с незнакомой кухней, заказать себе тот же напиток, что и Симона. Вдобавок, ему было любопытно узнать побольше о своей новой знакомой, так почему бы не начать с её вкусов и предпочтений? Люций не мог не оценить изящества и грации, с которыми госпожа Дебовуа опустилась на подушки, и вовремя поймал себя на том, что с живым интересом осматривает красивое тело бургундки, чему немало способствовал открытый наряд Симоны - те места, которые полагается скрывать одежде, к которой так привык римлянин, персидское одеяние, наоборот, подчёркивало, акцентировало на них внимание собеседника. Усилием воли удержав свой взгляд в рамках приличия, он всё же соизволил ответить на вопрос собеседницы.
- В принципе, это зависит от того, насколько быстро здешние пейзажы успеют мне надоесть - ответил Каэлий, старательно вживаясь в образ скучающего наследника богатого графа. Правда же заключалась в том, что этот вопрос серьёзно нервировал и его самого - ведь, насколько он знал судебную систему, доставшуюся Теодориху от Империи, возврат на родину означал для него смертный приговор, и не приходилось рассчитывать на то, что о его дерзкой афере в ближайшее время забудут. Так что вовзращение домой ему не грозило, а податься в Индию или куда-то ещё, где королевская стража его не достанет, было бы для него лишь новым переездом в незнакомую страну с незнакомым языком, незнакомыми обычаями и так далее. Посему особого смысла в переезде он не видел. Впрочем, он не стал излишне углубляться в размышления - нельзя было допустить, чтобы дама почувствовала себя игнорируемой.
- Ну а вы? - спросил Люций, рассудив, что заданный Симоной вопрос даёт ему право на встречное любопытство, - Как долго я смогу вас видеть, прежде чем вы покинете эти пески? Найдёте своего идеального жеребца, и отправитесь домой, разводить породу и наживать состояние?

улицы Суфы

  Просторная чайхана одним своим входом выходила как раз на главную городскую площадь Суфы, второй был обращен в переулок. По расписным коврам ступали степенные суфийцы, судьи, философы и дипломаты, но заходили сюда и писари, и купцы, народ попроще и победнее. Здесь не допускалось такого вольного обращения, как в подвальчике Ервэхши, поэтому ни драк, ни ссор тут не возникало. Под курлыканье голубей в башне над чайханой, суфийские мужи вели обстоятельные беседы о героическом прошлом, о будущем. Здесь заключались сделки и проводилось невыносимо душное послеполуденное время.
  - Я никогда не жалею, по утраченным деньгам. Слишком просто пришли они в мои руки. Но сегодня, наверное, я впервые пожалел об украденном и выставил себя идиотом, - Джуиджи усмехнулся и повторил свой жест, как он протягивал руку к грабителю. - Его слова стали мне уроком. Куда я шел, лучше мне сейчас там не появляться. Я ведь не свободен в своих поступках, пускай и приближен к царю. И, боюсь, денег бы мне твоих не хватило, но если хочешь, можешь угостить меня. Входи, нам никто не будет мешать. Поговорим о том, чем я могу тебе помочь.
  С утра посетителей в чайной было немного, практически все столы пустовали на обеих половинах, поэтому появление Джиуджи и Бахадура привлекло внимание

Несмотря на нелепый наряд и сомнительное самочувствие, Джиуджи ощутил себя увереннее, оказавшись под крышей чайханы. Он снова переходил из категории просителей в категорию внимающих просьбам. Злоключение недельной давности серьезно пошатнуло его уверенность в себе, в своих силах. Джиуджи опустил взгляд на руки, сжимающие круглую чашу, уловил их едва заметную дрожь и вернул чашу на стол. Сердце все еще учащенно билось и-за продолжительной ходьбы по суфийским улицам, а может быть, еще и от радости, что ему удалось избежать ловушки, расставленной хитроумными родственниками. Но физическая слабость сейчас была на втором месте. Главное, что в голове прояснилось, будто небо после песчаной бури. Оставалось вытрясти песок из ушей. В болезни его больше всего тяготило забытье - неспособность контролировать свои мысли и поступки.
  Придворный обратил взгляд к бывшему вору.
  - Скажи мне, Бахадур, ты родился в Суфе? Хорошо ли ты знаешь ее улицы? Хотя, о чем я спрашиваю, наверняка, ты выучил наизусть все подворотни...
  К нему уже не впервые обращались в поисках места или случайного заработка. Хотя бы взять того уличного мальчишку, Рошэна. Он частенько исполнял его небольшие поручения, относил записки. "Вот и последний раз именно его я посылал к Ервэхши", - неожиданно пришло Джиуджи на ум, но он отпустил это воспоминание.
  - Конечно, я найду тебе работу. Тяжести таскать тебе точно не придется. Для этого в Суфе достаточно чужеземных рабов. Наш великий царь Салар - удачливый полководец. Его войны всегда успешны... - Джиуджи напомнил себе, что средний сын правителя недавно как раз вернулся из очередного похода.
  После первого глотка чая у звездочета возникло стойкое ощущение, что он упустил какую-то очевидную деталь. Словно держал в руках маленький фрагмент мозаики, но потерял его и теперь вся затейливая картина не может сложиться целиком.
  - Может быть, ты хочешь стать воином? - дрожь в руках прекратилась, осталась тихая ноющая боль, к которой он уже привык. - Скажи, тебя манят далекие походы, сказочные богатства неизведенных земель? Скажи, хочешь узнать, каково это, оказаться в местах, где твоего языка никто не понимает?
  Именно так, говоря вслух, Джиуджи привык искать решение любого вопроса, хотя во дворце и в Аль-Зумрунди эта привычка становилась небезопасной.

Сумасбродное предложение стать воином произвело нужный эффект. Молодой человек на мгновение оторвался от реальности, раз с ходу не объявил, что это невозможно. Но возвращение с небес на землю произошло еще быстрее.
  - Но меня никто не стал бы обучать...
  - Вот и я не смогу обучить. Никогда не считался воином, хотя и повидал дальние земли, - он улыбнулся, - Толковый, верный и решительный, спутник в долгой поездке никогда не окажется лишним. Но я хотел бы узнать тебя получше.
  - Я ведь не воин, я... Я просто... Просто вор...
  -  Главное не то, каким ты думаешь, что выглядишь в глазах других людей, а то каким ты предстаешь перед собой. Тут уничижение ни к чему... - возразил Джиуджи. - Вот закрой глаза и представь перед собой черное полотно ночного неба. И ты один... В тишине и темноте. Разве что ветер... Подними глаза вверх. Вот на небе зажигается одна звезда, вторая... Попробуй пересчитать их... Первая горит ровно и тускло, в ее светильник давно не подливали масло. Вторая вспыхивает, будто огонек на смолянистой лучине, а третья будто подмигивает тебе. Видишь Свою звезду? - он  выделил интонацией слово «свою».
  Джиуджи улыбался, представляя себе эту картину. В такую игру обычно предлагал ему сыграть ан-Нури, когда требовалось расслабиться, избавиться от лишних мыслей, которые мешали найти ускользающее правильное решение.
- Представил? А теперь опусти свой взгляд ниже... На землю. Ты видишь, что тебя окружает? Можешь описать, что ты видишь перед собой?
  Придворный сделал маленький глоток остывающего чая. Вкус его становился все полнее, сейчас мужчина тоже будто погружался в нехитрую медитацию.
  - А теперь попробуй увидеть, что или кто находится за твоей спиной. Но не вздумай обернуться! Обрати взгляд сквозь себя. А потом подними его выше, чтобы увидеть всю картину целиком. Опиши, - Джиуджи подпер ладонью подбородок, - Каким ты себя видишь?

Диктуя молодому человеку, что ему следует делать, Джиуджи немного отвлекся от происходящего в окружающем их реальном мире. Его внимание поглотили шорохи от шагов слуг, ступающих по все еще пушистым, хотя и порядком изношенным коврам в чайхане. Различимые лишь в полумраке блеклые искры, рождаемые при соприкосновении шерстяных полотен, колеблющихся при движении потоков воздуха от дверей, с коврами на полу. Мерно расходящийся кругами недопитый чай в пиале. Есть ли что-то более вечное, чем эти незаметно проходящие мгновения, те самые крупицы из песочных часов, не отличимые одна от другой?
  - Моя звезда еще горит не ярко, только, только набирает сил, вбирает в себя энергию, чтобы потом вспыхнуть ярко, ярко, и подарить свет... И тепло.. На земле.. Росток пробивает сухую почву борясь за место под солнцем. И он пробьется, ибо напорист, и упрям... Я просто Бахадур.. Хочу жить честно.. И порой мечтаю о дальних, неизведанных странах...
  При первых звуках его речи, звездочет привычно вернулся с небес к собеседнику. Нет, он не был магом и не рассчитывал благодаря одной лишь картинке в воображении проникнуть в суть человеческой души. Пока что ему нравилось желание Бахадура жить честно. «Удивительное в наш циничный век качество», - подумал придворный, никогда прежде не слышавший этих слов не то что от воров, от ближайших царских советников.
  А еще, ночь и звезды, предложенная им для фантазии, сменились в словах Бахадура солнечным днем. «Вряд ли вор мог оказаться настолько невнимательным, - решил Джиуджи, - и заговорил о ростках. Значит, их нужно полить».
  - Хорошо, - он прервал молодого человека, - Забудь, кем ты был на улице. Сейчас мы оба равны. Видишь, на мне нет никаких отличий, и ты угощаешь меня чаем. Мы просто два суфийца, одержимые страстью к путешествиям. Ну а то, что ты прежде не покидал Суфу, говорит лишь о том, что ты не знаешь истинной величины своей страсти. Я собираюсь на днях отправиться в горы. Хочешь присоединиться ко мне? Ну, а чтобы компенсировать твои издержки в пути, я могу назначить тебе небольшую сумму... «...Если сразу не разберёшь, плох он или хорош, парня в горы тяни — рискни! Не бросай одного его: пусть он в связке в одной с тобой — там поймёшь, кто такой»... Когда вернемся, я решу, какого места ты достоин.