Перешагнув порог чужого дома, ассасин отметил, что здесь довольно-таки мило. Прохлада и неяркий свет подействовали положительно, Арран чуть приободрился и, гулко стуча каблуками по полу, прошел следом за художником. Уже на подходе к кухне заподозрил неладное, чуя заманчивый аромат, и сильнее сжал пальцы на книге, которую теперь нес в руке. Прямо испытание за испытанием, на фоне которого предыдущее испытание потеряло практически всякую весомость. Жаль, что одним ароматом не насытишься.

Окинув взглядом неутешительную фигуру темнокожего слуги, заправляющего готовкой, аль-Тахир приземлился за стол, водрузив на него предмет будущего договора. Оперся локтями о столешницу, переплел пальцы и опустил на них подбородок. Внимательно выслушав Сабри, Арран помолчал, а затем с улыбкой ответил:

- Я согласен. Какова будет цена? И будет ли она зависеть от сложности работы? Там есть страницы, в которых едва ли виден текст.

Про рисунки ассасин промолчал, с ними вообще творилось черте что. По крайней мере, сколько он не вглядывался, так ничего из них и не понял, только внутренне чувствовал, что там не простые пересечения линий. Недаром эту рукопись никто кроме Владыки не видел. Ну и его теперь. И художника, напомнил себе аль-Тахир и посмотрел на Сабри, встречаясь с ним взглядом. Была у него еще одна любимая черта – бессовестно разглядывать тех, с кем он имел дело. Обычно, это сокращало время беседы как минимум вдвое. В данный же момент это был скорее интерес, Арран являл собой почти святую доброжелательность. Во всяком случае, до той поры, пока они точно не договорятся.

До того, как художник озвучил цену, Аррана волновал разве что потрясающий аромат, все сильнее разливающийся по кухне. Как он ни пытался игнорировать естественное желание набить желудок чем-нибудь съедобным, выходило это не ахти. Он даже успел подумать, что будет делать, если Сабри не сжалится над ним. Первым делом надо будет отрезать пути живописца к отступлению, вырубить слугу-нубийца и… Молодой человек коротко рассмеялся, попав как раз в тот момент, когда художник выдвинул условия.

- С чувством юмора у вас, я вижу, хорошо, - а сам-то? аль-Тахир свалил свое внезапное веселье на собеседника. – Две драхмы, вы хотели сказать? Нет? Сойдемся на восьми, - ассасин подвинул книгу ближе к Сабри, упокоил на столе возле себя добытые во дворце трофеи, которые так осточертело уже таскать в руках, сложил из них забавную башенку, воткнув скрученный пояс в центр венка, и откинулся на спинку стула.

Он знал, что непозволительно теряет время, но был уверен – не зря.
Ветер в волосах, загнанный конь, линия горизонта, где заходящее солнце купается в остывающих песках – все это будет потом, не сейчас. Сейчас можно расслабленно наблюдать за гостеприимным хозяином, сидящим напротив, не торопить момент, не делать резких отвлекающих движений. Это похоже на самовнушение. И оно работает. Словно даже и минуты больше не спешат. Слуга покидает небольшую кухню, будто в замедленной киносъемке. Мир резко сужается до двух человек, оставшихся наедине. И Арран чуть запрокидывает голову, глядя на Сабри сверху вниз, являя истинное лицо и отгораживаясь тем самым от внезапно возникшего еще слабого чувства тревоги.
Голос художника выдергивает обратно в реальность. Что он спросил? Пообедать?..

- Благодарю, не откажусь, - аль-Тахир и не предполагал, что придется приложить усилия, дабы слова звучали… звучали, потому что, кажется, до этого он не дышал. Хотелось добавить еще что-нибудь, разбавить повисшее молчание и избавиться от странного ощущения, но язык словно прилип к небу. Проводив взглядом перемещение молодого человека, ассасин едва заметно повернул голову в его сторону, наблюдая, как тот колдует над котелком.