Так стыдно было признаваться самому себе, что соскучился, когда не видел его всего несколько часов, что чувствуешь себя ужасно неуютно, когда находишься вдали от него. Пусть скоро, наверняка, довольно скоро, как ему казалось, хозяин должен был вернуться, появиться в своих покоях, но чувство пустоты, словно червяк подтачивало его изнутри. Правда, было и другое ощущение, скорее даже, мысли, что пытались обрисовать всю ситуацию, разложить ее по полочкам для особо непонятливых и упрямых чувств. Они говорили, убеждали в том, что Эмилиан, ушедший с придворным звездочетом, разговор которых, к своему стыду, Амину удалось подслушать, сегодня вряд ли вернется, в том, что это вполне нормально, когда речь идет о поручении высокопоставленных особ. Даже понимал все это, вроде, но с собственными ощущениями справиться было слишком сложно.
Ну как же так!? – немного досадно вздохнул он, мысленно ругая самого себя за свои желания, за свои невысказанные претензии, что так никогда и не будут озвучены – предъявлять то их и некому.
Не виноват византиец, что не взял его – не мог, и даже если бы просто не хотел, значит так нужно и с этим следует смириться. Он и смирился, как и всегда прежде. Однако между тем, разум и чувства продолжали вести неприкрытую междоусобную войну. Чувства, к которым отчего-то вдруг, по совершенно непонятной причине, добавилось и легкое волнение (скорее всего, просто притянутое собственно фантазией для оправдания самого себя), требовали отправиться в путь, нарушив все, что только можно, чтобы увидеть своего хозяина. Разум же требовал остаться на месте – не дело лезть туда, куда не звали. Был бы нужен, был бы изначально там, с ними.
Амин едва не застонал от собственного мучительного состояния, разрываемый на части собственными желаниями, идти на поводу у которых он не привык, но которые так сильны были сейчас. Однако, в споре чувств и разума родилось некое подобие истины, и юноша облегченно вздохнул, найдя, на его взгляд, разумное решение.
Идти с ними нельзя, но, ведь можно его просто увидеть. Пусть со стороны, но знать, что все в порядке.
… Уже начинало темнеть, когда юноша остановился на улице, примыкающей к дому работорговца. В этом месте открывался неплохой обзор, охватывающий часть улицы, и, главное, входные ворота заветного дома. Появился достаточно рано, а потому, стараясь не привлекать к себе взглядов, а уж тем более, чтобы не попасться на глаза своему хозяину, когда тот появится здесь (а уж в этом юноша был практически уверен), скользнул за стену одного из домов, прижимаясь к ней спиной. Оставалось лишь только запастись терпением и поджидать.
Ждать, однако, вопреки его надеждам пришлось долго, и Амин уж было, грешным делом не раз подумал о том, что он, быть может, просто опоздал и византиец давно уж находится в гостях у работорговца. Стоять, как статуя, долго тоже не мог, а потому, ожидая, подстегиваемый все нарастающим нетерпением, он то и дело выглядывал из-за скрывающей его стены, чтобы узреть чуть большую часть улицы, чтобы заметь как можно раньше появление того человека, ради которого он здесь околачивался.
- А ведь времени много прошло, - прикинул он, чувствуя, как в душе зародилось смутное беспокойство – не то, которое он сам себе надумал в оправдание во дворце, а самое настоящее, еще не до конца осознанное, оформившееся и, казалось, беспричинное, - Либо я их пропустил, либо пришел поздно, либо… что-то случилось.
В последнее не хотелось верить и Амин, мысленно помолившись о том, чтобы он оказался не прав, поднял взгляд к небу, стараясь хоть на несколько секунд отвлечься, задумчиво рассматривая звезды.
Его слух уловил едва слышное поскрипывание повозки, что, по всей видимости, была совсем неподалеку, но не сразу обратил на это внимание, посчитав, что это лишь очередной не интересный ему путник. Однако когда зазвучал знакомый голос, спорящий с кем-то, Амин, забывшись, опрометчиво высунулся из-за дома, вглядываясь в темноту, в ворота, туда, где без сомнения находился его хозяин. Всего лишь увидеть.
Увидел и на мгновение замер – вроде как и жив тот был, и цел, но что-то определенно было не так. На повозке кто-то лежал – кто, было не разобрать в темноте издалека, а рядом с Эмилианом был не тот, с кем он отправлялся в путь, да и сам хозяин, не считая его одеяния, выглядел как-то странно, и говорил. Быть может показалось? Быть может, все это причудилось, нарисованное ожиданием и волнением, но Амину на секунду стало страшно, и отнюдь не за себя.
Вынырнув из темноты домов, он тенью скользнул к открытым воротам. Знал, что его не пропустят, а потому не оставалось ничего иного, как окликнуть византийца.
- Господин… - коротко, но довольно отчетливо и громко прозвучало в темноте. Простите ли вы?