<<<<<<<<<<<<<<<Небольшие покои Суедама, личного слуги принца Парвиза.

Суедама шел по коридорам так быстро, как только мог, пятки как будто бы жгло. Он еле сдерживался, чтобы не побежать. Я вернусь! Безумие прогрессировало и зашкаливало. Всё вернётся! В такт судорожно бьющейся на шее жилки. Он не обращал внимание ни на кого, кто попадался по пути. Со стороны могло показаться, что слуга спешит по срочному поручению, но Суедама пытался догнать прошлое. Несколько раз он задел пару слуг, и лишь пробормотал им что-то в ответ на возмущённые возгласы и взгляды.
Наконец, он вышел в сад. На воздухе Су невольно остановился. Вдохнул полной грудью. Поднял взгляд. Солнце стояло в зените. Как тогда… Суедама улыбнулся, словно пол дела уже было сделано. Он окинул взглядом дорожи и кусты. Улыбнувшись, Су шагнул на одну из них. Он шёл по направлению к пруду и беседке около него. Вдали замаячила долгожданная цель. Справа крикнул павлин, и Су добавил шага. Казалось, что прошлое возвращается, как будто бы оно тоже направилось навстречу. Суедама даже весь напрягся в предвкушении, когда в беседке замаячила чья-то фигура. Как часто мы хотим принять желаемое за действительное. Су готов был дать руку на отсечение, что это визирь. Он так обрадовался, что, не раздумывая, почти с разбега шагнул внутрь. И…и растерялся.
- Нури аль-Хадрами… - не веря собственным глазам, то ли спрашивая, то ли неуверенно подтверждая увиденное, пролепетал Суедама.

Отредактировано Суедама (2011-05-14 03:55:40)

Разочарование осушило надежды одним махом, так, как долго блуждавший по пескам путник предложенную чашу воды. Наверное, оно отразилось в глазах, или на всём лице, не смотря на то, что Суедама тут же попытался взять себя в руки, растянул губы в улыбку, чуть склонил голову в небольшом приветственном поклоне. Усмешка евнуха не осталась незамеченной. Она, конечно, относилась совсем не к тому, о чём сразу же побежали мучительные мысли. Как маленькие черви они буравили мозг и проваливались в выеденные дыры,  прямо куда-то в область сердца. Где жалили раздвоенным концом на хосте.  Ты ему не нужен и ничто уже не вернёт прошлого!
- Приветствую тебя и предлагаю разделить со мной полуденную трапезу.
Су кивнул, потому что разлепить застывшие в вымученной улыбке губы оказался не в силах. Тяжёлый плотный комок подкатил к горлу и слуга опустил голову, стараясь скрыть то как судорожно он сглотнул несколько раз, чтобы проглотить его. Опустился напротив Нури аль-Хадрами. Не поднимал глаз, делая вид, что сосредоточен на заставленном едой столике и занят выбором.
- Если у тебя назначена здесь встреча, то этот человек еще не приходил.
Нужно было отвечать, сидеть молча, по крайней мере, было не вежливо. Чтобы протолкнуть внутрь, то, что рвалось наружу, мешая говорить и уже нормально дышать, Су сунул в рот первый попавшийся кусок, и пару раз  зажав его зубами, кинул в горло. Поморщился от неприятных ощущение, почти спазмов. Но это помогло.
- Нет, - голос оказался хриплым и Суедама прокашлялся. – Извини. Я охотился за призраком.
Ему даже удалось усмехнуться. Чуть вопросительно посмотрев на евнуха, вежливо и молча выспрашивая разрешение на действие, Су взял чашку и налил себе ароматного чая. Пара глотков прокатилась благом по горлу и опустилась в желудок, вдруг напоминая, что он с прошлого вечера кроме пары вишен и нескольких ягод винограда ничего не ел.
-Ты уже вернулся? Впрочем, вижу, что вернулся. За пределами дворца тоже есть жизнь… - он тихо рассмеялся.
Наконец получалось взять себя в руки. Суедама поднял взгляд и посмотрел в лицо Нури. Своим спокойствием евнух напомнил ему недавний разговор со звездочётом. Слуга медленно выдохнул. Я приму всё, что предначертано мне. Спрашивать о том, как прошла поездка он не хотел. Знал, что аль-Хадрами конечно не расскажет зачем, а главное с чем он вернулся назад.
- Ты опоздал на праздник, – голос даже не дрогнул и слуга снова отпил чая.
Су понимал, что должен уйти, возможно, это евнух ждал здесь кого-то, а он нарушил его планы. Но остаться один, но не мог, не хотел всем своим существом он тянулся быть с кем то сейчас. Сидеть у закрытых дверей, а Су был, почему то, уверен, что это будет именно так,  у него не хватало на данный момент сил. Поэтому Суедама решил пробыть здесь до тех пор, пока Нури аль-Хадрами достаточно толсто не намекнёт ему о том, что пора бы и честь знать, или пока за ним не пришлют.

Отредактировано Суедама (2011-05-19 21:07:07)

Суедама не отвёл взгляд. Сейчас он не лукавил, не искал решений, не распутывал интриг и не стоил планов. Всё словно остановилось. Слуга слышал спокойный голос евнуха. Звуки складывались в слова. Слова во фразы. Медленно-медленно они обретали в голове смысл.
- Увы. На несколько часов. - Но какое имеет значение, насколько ты опоздал – на год или на пару мгновений?
Несколько часов. Иногда это даже не заметно. Иногда это целая жизнь. Иногда страшная мука. Несколько часов. Несколько часов назад…
– Ты ведь был на пиру?
Лучше бы я там не был.
- Да.
Ложь потеряла всякий смысл. Су отчётливо понял, её уже так много, что он давно утонул. Наверное, тогда, когда впервые нырнул в неё. Ложь, которую он создавал для себя сам. Ложные иллюзии, которыми он окутывал себя с тех пор, как попал к Аль-Даши. Отец - я так и не посмел произнести это слово. Мучительно шептал во сне, произносил тысячи раз одними губами наяву, но никогда вслух…
- Видел молодую царицу?
- Видел.
Суедама не помнил её. Что-то блестящее, перекликающееся с огнями факелов вокруг. Тихое. Такое обычное. Возможно, в покоях владыки она выглядела по-другому. Но ему не было до этого никакого дела. Для него она была всего лишь ещё одной свечей, стоящей в огромном подсвечнике. Дотронься, и обожжёт, не слишком сильно. Дунь, и погаснет, лишая малой толики света на фоне оставшихся. Но у радиевого хозяина всё на счету. Слуга не был поражён её красотой, которую толком и не разглядел, как и большинство тогда на празднике. Как и большинство, он предпочёл и здесь лгать, восхваляя то, чего не только не знал, но и боялся.  Одна из всех. И в то же время я тебя запомню…
- Она восхитительна. Прекрасный цветок займёт достойное место в букете нашего владыки…
- Расскажи мне…
Суедама допил чай. О чём? О том, что сулило веселье, а обернулось для меня мукой? Та ночь растянулась для него на год. Он помнил каждую минуту, нет, не действия что происходили снаружи. Он помнил ощущения того напряжения, того растерянного чувства, что таились в его  нутре. И ту пустоту, он боялся её больше смерти. Ту, которую он познал там, в пустыне, маленьким мальчиком. Когда за спиной никого, и вокруг огромное безликое пространство. Там на пиру было так же. Теперь за его спиной не было никого, и он снова очутился в пустыне. Один.
- Праздник удался на славу, – слуга говорил ровно, подливал себе чая, пил, заедая то одним, то другим кусочком со стола. – Множество гостей прибыли на торжество, и огромное количество разнообразных подарков было преподнесено. Столы изобиловали яствами, музыканты изощрялись в своём искусстве. Танцовщицы и артисты преподносили свои изящный дар…
Суедама говорил, словно рассказывал наизусть выученную от постоянных повторов сказку. Нет, он не выдал себя, а рассказывал, словно видел это со стороны.  Иногда он поднимал взгляд на собеседника, делая это скорее из вежливости, потому что слово и мысли разнились.
- По приказу нашего владыки все были равны перед заданиями, которые давались по жребию и выполнялись беспрекословно. Награды щедро сыпались на приглашённых…
Первым заданием было…
Су, как будто корабль бросало по волнам, то стопорило в полный штиль. Собственный голос позволил вязать спокойно нить своих рассуждений, пока всё не встало на свои места.
Очень ясно пришло понимание, что все иллюзии, его иллюзии. Всегда, с тех самых пор, как родители пропали, Су оставался один. И тогда, когда считал своего спасителя отцом, и тогда когда считал даром небес своё появление во дворце, и тогда когда обрёл очеловеченного бога в сердце, и в многочисленных кроватях своих любовников. Везде, всегда он оставался один, умело маскируя это, заворачивая, укутывая, как женщины своё тело и лицо, чтобы нагота этого одиночества не резала глаз не терзала мысли. Прежде всего, его.
- И тут владыка возвестил о том, что хочет услышать признание…– Суедама внезапно прервал рассказ вопросом, - Нури, скажи мне, есть ли где-нибудь кто-нибудь, кто любит тебя только за то, что ты есть? - И замолчал, перевернув чашку вверх дном, как он видел, иногда делали женщины, чтобы совершив обратные действия почирикать после о судьбе.

Суедама кивнул. Ответ соответствовал его мыслям, подтверждал их, поэтому вполне подходил.
- Такого не бывает, правда? Невозможно делать это просто так. Для этого мало существовать.
Су взялся за пузатые тонкие бока чашки и осторожно перевернул. Заглянул внутрь. Крупные чаинки легли ровным полумесяцем, мелкие, подчеркнули его края. С нижнего рога тянулась тонкая линия, прочерченная карамельного цвета каплей. И застывала янтарным кругляшом на блюдце. Словно слеза. Слуга коснулся её подушечкой указательного пальца. Поднял, опустил на язык. Мгновение ему показалось, что вкус был солоноватым.
- Владыка пожелал признания в любви…- мерным голосом продолжил он. – Дитя огня - рыжеволосая рабыня, не смотря на запрет признаний царю, воспела свою любовь к нему. Сладкоголосый музыкант…- Суедама не хотел называть имён, в особенности это имя. – Воспылал страстью к моему господину, озвучив её песней. Чужестранец – направил свои слова в уши молодой супруге великого Салара…
Месяц, или Луна…Что говорили об этом знаке? Месяц…Луна. Определённо, это не было чем-то хорошим. Слуга рассматривал заострённые края фигуры  сложенной из чаинок, чуть покачивая чашку.
- Владыка осыпал милостивыми словами каждого, но отдел предпочтение дерзкому чужестранцу. Неизвестно на его ли счастье, или на печаль…
Су почти не смотрел на собеседника, ему казалось, что взгляд выдаст всё нутро, а он ещё до того, как попасть в это место, куда стремили стопы большинство смертных усвоил слова Аль-Даши: « В тебе только твой гарем, пусти туда одного, как не заметишь, что толпа протопчет дорогу шириной с въездные ворота Суфы. И каждый будет шляться туда и обратно уже без приглашения». Су верил ему, как себе, поэтому дорога в «его гарем» до сего момента тщательно скрывалась. Чтобы не происходило, слуга держал лицо. Но не в эти почти заканчивающиеся пару суток.
Безответные чувства. Суедама вспомнил. Одна из рабынь рыдала, после очередного гадания на чайной гуще. В её чашке развернувшиеся листья легли луной. Су прищурился, поморщился, словно надкусил плод, заметив, что он червивый уже после. Поняв, что замолчал, быстро взглянул в сторону евнуха. Поставил чашку на блюдце и, замяв паузу, налил в неё чая, тут же пригубливая. Когда я поднимусь и пойду, достаточно будет  наколоть живот на сучёк и тогда он лопнет, ибо столько пить без последствий может лишь верблюд.
- Загадка, ответом на которую послужило сердце, продолжила праздник. А затем было предложено избранным добыть пять вещей красного цвета, - слуга снова заговорил, и в этот раз уже не останавливался, утоляя любопытство Нури аль-Хадрами.
Слова текли легко, так как будто бы тонкие струйки до этого подточили плотину, и теперь, силившись в один большой поток, расширили лазейку, беспрепятственно падали вниз, разбивались красками-эпитетами. Он выложил и как одаривали избранных  красным и сказку, которую услышал из уст почтенной торговки. Только в одном месте голос дрогнул, там, где неизвестному его  господин вручил кубок и пояс. Подушечки пальцев сжали сочный бок персика, что взял перед этим Су. Несколько капель упали с бархатного бока ему на одежду, и Суедама опомнился, ослабил хватку. Переложив персик в другую руку, он машинально облизал пальцы.
Луна. Возможно, это знак свыше. И я теперь готов. Навсегда. Даже если прогонишь. Но ты прав, лучше убить…
- Двое из всех стали равными и предстали пред очи великого владыки…
Один принимал всё так, словно ему должны. Второй – как отдающий долг.
Слуга теперь намеренно взял паузу. Как заправский рассказчик, он потянулся к салфетке и медленно вытер руки, держа тишину, стараясь сохранить интригу, что  должна была обязательно присутствовать в волшебных историях. Вернув «маску» на место, он даже улыбнулся уголком губ.
- И жребий выбрать победителя пал на почтенную женщину, показавшую себя достойной этой милости. Она заплела решение в загадку: Ко мне в лавку как-то зашел покупатель, Благой дух одарил его всем кроме голоса. Мужчина встал передо мной поклонился, подергал мочку уха, потом сложил руки, так что они напоминали створки раковины. Я поняла, что он хочет, и продала ему жемчужную сережку. Сразу за ним в мою лавку зашел слепой дервиш, ему нужно было капля шафранового масла, как приношения Огню, как он утолил свою потребность?
Су замолчал, давая возможность евнуху подумать и ответить. Он не сомневался, что Нури догадается, победа крылась не в умении догадаться, а в быстроте ответа.
Луна, на всю мою оставшуюся жизнь… Суедама поправил выбившийся локон. Нужно было дать возможность теперь евнуху открыть рот, ведь верещать без умолку не давая вставить слово, совсем портило рассказ.

Суедама видел, как губы евнуха касаются камня его перстня недоцеловывая. Этот жест задумчивости понравился слуге. Говорило ли это о том, что Нури внимательно слушает, или о том, что слова Су задели его, он не знал. Но волнение последних пары суток размывалось постепенно, словно мираж в запёкшейся пустыне. Желание поделится, жгучее, как будто бы избавиться от яда в прокушенной аспидом ноге неосторожного путника, накатило и толкало язык шевелится.
-  Думаю, он просто задал вопрос, если только ты не упустил в загадке того, что слепой был еще и лишен языка.
Суедама кивнул, улыбнулся, но ответить не успел.
- Один человек мне сказал, что  любовь бывает, но так редко, что не стоит придираться к тем, кто ее испытывает.
Крылья носа дёрнулись. Су поднялся, может немного резковато, так, что покачнулся. Мазнул подушечками пальцев по перилам, скорее всего для того, чтобы только почувствовать опору. Развернулся спиной к евнуху, зная, что ведёт себя неподобающе, что Нури вправе обидеться. Но Суедама не мог совладать с собой и предпочёл невежливость, возможности выдать своё состояние с головой. Он поднял голову и всмотрелся вглубь сада, сделав вид, что заметил там что-то, пытаясь широко открыв глаза, удержать солёную влагу, предательски прибывающую и щипавшую роговицу. Он заставил себя не моргать, чтобы не сморгнуть солёные капли. Втянул медленно воздух ноздрями и сглотнул, расслабляя натянувшиеся на шее жилы и связки внутри.
- Так кто же вышел победителем из состязания?
Нури аль-Хадрами, спаси меня! Укрой пеленой тьмы. Обними тонким шелковым шнуром, ибо я уже погиб, а то, что стоит перед тобой никому не нужно… Салар узнает, рано или поздно. И я не устою. Спаси меня!
Суедама поднял руку и поправил виноградные листья, обвивавшие беседку, укрывая пустые места, рассчитывая на то, что евнух воспримет это, как действие, для которого он встал.
- Чужеземец, - Су произнес, не оборачиваясь.
- Чужеземец дал первым правильный ответ и был облагодетельствован нашим владыкой. Щедрый царь отдал в дар ему один из дворцов. Целый дворец.
Слуга рассмеялся.
- Великолепный дворец и ещё много подарков было роздано в то утро. Так завершился великий праздник. Мне жаль, - Только теперь Суедама повернулся, обращаясь непосредственно к евнуху, - что ты не попал на это великолепие.
Сколько прошло времени? За Су не присылали. Он не сомневался, что о его местонахождении уже известно, ведь по дороге сюда он многим попался на глаза. За ним не присылали. Его не искали, не ждали, не звали.

- Дворец?
Губы Суедама невольно дёрнулись в ухмылке. Он вспомнил, что первой реакцией на подарок было выкрикнуть именно это слово, почти  с такой же интонацией. Удивился ли он такому подарку? О, да. Прямо скажем, поразился и испугался, так, словно владыка подарил ему возможность выбрать способ умерщвления. Цари часто славились такими щедротами. Но Су смог тогда смолчать, сдержался. Возможно, только лицо выдало смешенные чувства.
Слуга кивнул, подтверждая удивлённый вопросительный возглас евнуха.
- И что, чужеземец был доволен милостью Владыки? И забрал дворец с собой?
Он в панике был, Нури. В полной панике. Особенно, когда спросили имя, что нужно было вывязать на свитке. Которое легло бы витиеватой тенью от «змеи». Прокралось чрез глаза, проникло б в уши и, заплетясь на языке, его приговорило б.
Су коснулся взглядом улыбки евнуха.
- Не знаю…
Вот продолжалась ложь, и с нею Суедама срастался всё больше. Проникнув крошкой, она как плесень, оплетая кожу, врастала в мышцы, завершая круг, стремясь обратно к точке отправленья. Туда, где мысли обретали звуки. Накручивая круг за кругом. Су думал, ворошил, ища начала. Единственное, что он не мог понять, что то, что принц его дал в приказанье, возможно, не для наказанья было, а потому лишь, что такое дело доверить некому не мог. Мысль приходила, но рвалась в натяге. Слуга знал, что отдаст за господина жизнь, но предположить не мог, что так позорно. Ночами, иногда, лет несколько назад он представлял, как кинется на ассасина и пронзённый холодным клинком умрёт в руках Парвиза. Конечно же, с улыбкой на губах, и со слезами на глазах у принца. Но пасть под пытками, или от палача…
- Я ушёл…не знаю…
Су провёл рукой по глазам, затем поправил волосы, вернул взгляд на Нури. Пожал плечами, словно ставя многоточие. И уже собрался откланяться, как новый вопрос поверг его обратно туда, откуда выполз только что, едва совладав со слезами.
- Ты бы хотел получить в подарок дворец, Суедама?
Уже владею. И это мне покоя не даёт. Салар узнает. Рано или поздно. Он призовёт меня к ответу. Что делать мне тогда? Всё отрицать? Найдут ли свиток, и когда найдут? Тогда меня поставят перед фактом. Каким? Одним из двух: я  претворялся чужестранцем, или я бумагу выкрал у него. И то и то чревато…
Суедама задумчиво провёз взглядом по оставшимся кушаньям.
- Нет, у меня уже один есть. Я в нём живу, дышу, служу, и мне хватает.
Мой господин молчит, и не посмею его приказ я выдать. А если пытки?  Я слаб, и я не выдержу, я знаю. Иль правду выложить, чтобы уже наверняка. Нет, полуправду. Сказать, что я влюблён жену владыки. Молить о том, чтобы убили сразу…
- Завистников и так полно вокруг. Не думаю, что кончилось добром  всё это, если бы о таком даре все узнали…- не поднимая взгляда от стола и словно выбирая, что ещё съесть.
Что делать мне с бумагой? Подарить? О, принц мой, что же вам сказали про меня? За что? Бежать? Куда, зачем? Нет места мне нигде, как подле господина моего. Ему я в тягость. Кто бы подсказал, что  сделать мне, чтобы его не выдавая избавиться от тягостных песков, которые меня запорошили. Легли слоями в каждой малой щели и не дают ни двинуться, ни вздохнуть. Скажи мне Нури, что же делать мне?
- А ты, хотел бы? – Суедама сел, провёл по краю чашки указательным пальцем. – Что делал бы ты с этим даром, коль получил? Как смог распорядиться, себя не выдавая? – Су постарался всё это сказать, как можно спокойнее, но получилось плохо. Голос своим напряжением выдавал интерес, слишком явный интерес, потому что за этот вопрос Суедама уцепился, как за спасительную верёвочную лестницу.

Суедама слушал, слушал внимательно, хотя не смотрел в сторону евнуха. Впитывал как губка все его слова, рассуждения. Улавливал мельчайшие интонации, изменения голоса. Словно перекладывая на чужие плечи решение своей проблемы, он ждал, наверное, не совета.  Ни столько его, сколько единственно правильного вывода. От отчаянья ли, или от усталости, но ему казалось, что Нури, это именно тот человек, который преподнесет ему всё на блюдечке. И каждое слово имело вес, смысл. Они ложились одно на другое, наслаивались, создавая своеобразный «пирог», разжевать который и проглотить, всё-равно, нужно будет именно ему, Суедама.
Пронзительный взгляд в глаза не напугал. Впервые за всё время разговора, Су не отвёл взгляда. Так же открыто посмотрел. Спроси его сейчас евнух напрямик, что же произошло в его жизни такого, что он сидит здесь, словно загнанный зверёк, а не шныряет по дворцу змеёй, слуга выдал бы всё.
- О чем мы говорим, Суедама? Одно дело быть Нури аль-Хадрами, который получил дворец. И совсем другое – чужестранцем, о котором никто ничего не знает…
Суедама зацепился взглядом за губы, неторопливо пережёвывающие очередную ягоду. Невольно, забыв об осторожности, он чуть подался вперёд, словно собираясь ловить каждую малую каплю. И внимание его было вознаграждено.
- Понимаешь ли, Су, не от подарка зависит то, что будет дальше. Умный человек из подаренной монетки извлечет выгоду. Глупцу не поможет и кошель золота.
Ждать, думать и ждать. Не торопится. Успокоится. Ждать. Дар владыки, не принца. Дар неизвестному, не слуге. Мой господин не оставит меня. Су явственно вспомнил удивлённый взгляд Парвиза, на слова владыки.
- Спасибо, - выдохнул юноша и, опомнившись, добавил – Спасибо, мудрый ответ, как и все твои слова. Жаль, что ты не успел на праздник. Твоё присутствие украсило бы его.
Не от подарка зависит… И совсем другое – чужестранцем, о котором никто ничего не знает. Да, его нет, он уехал. Затаится и ждать. Я бы затаился, выжидая удобного случая, чтобы достойно распорядиться таким подарком. Нури…Нури!
Су улыбнулся. Рука потянулась к ветке, которую держал евнух. Суедама отщипнул несколько виноградин, положил на ладонь другой руки, а затем собрал губами с неё. Так же неторопливо он разжевал приятные на вкус ягоды.
- Удовлетворил ли я твоё любопытство своим рассказом, Нури аль-Хадрами, так же, как ты удовлетворил мой голод, этим виноградом?